Хэммонд Иннес — «Корабль-призрак»

Часть первая
Крушение
Глава первая

Я ужасно устал и замерз. И еще мне было страшно. Красный и зеленый навигационные огни озаряли паруса зловещим свечением. А дальше расстилалась бездна бесконечной и абсолютной тьмы, из которой доносилось тихое шуршание моря. Я вытянул занемевшие ноги, посасывая кусок ячменного сахара. Над моей головой покачивалась призрачная арка парусов, повторяя все движения «Морской Ведьмы», то поднимающейся на гребень волны, то плавно соскальзывающей вниз. Ветер был таким слабым, что продвижение нашего корабля вперед было едва заметным. И все же волны, поднятые мартовскими штормами, накатывались с неослабевающей силой, и я остро осознавал, что это всего лишь затишье. Шестичасовой прогноз не сулил ничего хорошего. В районе Роколла, Шеннона, Соула и Финистерра ожидались штормовые ветра. Подсветка компаса едва рассеивала мглу, которая окутала яхту, почти слившуюся с липким мраком ночи. Я так часто представлял себе эти минуты. Но стоял март, и после пятнадцати часов болтанки на волнах Ла-Манша радость обладания своим собственным судном улетучилась. Ее поглотил холод.

Из темноты замерцал накатывающийся на корму белый бурун. Ударившись о яхту, он оросил мое лицо веером брызг и с шипением сполз обратно, в черноту позади корабля. Бог ты мой! Как холодно! Холодно и промозгло, и ни звездочки на небе.

Дверь штурманской рубки распахнулась, на мгновение явив моему взгляду освещенную кают-компанию, на ярком фоне которой темнела одетая в штормовку массивная фигура Майка Дункана. Обеими руками он сжимал дымящуюся кружку.

— Как насчет бульона?

Жизнерадостное веснушчатое лицо Майка внезапно вынырнуло из ночи. В свете нактоуза оно, казалось, плавало во мраке, отделившись от тела. Он улыбнулся из складок своей балаклавы, протягивая мне кружку.

— А здесь после камбуза довольно свежо. — Но тут улыбка сползла с его лица. — Какого черта! Это еще что такое? — Он смотрел поверх моего левого плеча, уставившись на что-то позади и чуть левее кормы яхты. — Это точно не луна, как ты считаешь?

Я резко развернулся. На самой границе видимости появилось зеленоватое холодное свечение. При виде этого призрачного сияния, мигом заставившего припомнить рассказы бывалых моряков обо всех странных и пугающих событиях, происходивших с ними в море, у меня даже дыхание перехватило.

Свет становился все ярче, разгораясь каким-то потусторонним фосфоресцирующим заревом и напоминая своим мертвенно-холодным мерцанием раздувшегося до невероятных размеров светляка. Внезапно он сгустился, превратившись в узкий зеленый луч, и я заорал Майку:

— Фонарь, живо!

Это был огонь правого борта огромного парохода, и этот пароход шел прямо на нас. Сквозь туман тускло светились фонари палубного освещения, а спустя секунду до нас донесся приглушенный пульсирующий гул двигателя, напоминающий низкий рокот тамтама.

Луч системы «Олдиса» пронзил ночь, ослепив нас отраженным блеском густого тумана, незаметно подкравшегося к нам со всех сторон. Сквозь это сияние едва виднелась белая пена буруна от волны, вздымаемой носом приближающегося судна. Через мгновение мы разглядели и смутные очертания самого парохода. И вот уже он перед нами, похожий на корабль-призрак, возникший из тумана и нависший над нами всей своей громадой. Я отчаянно крутанул штурвал.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем «Морская Ведьма» повернулась, после чего кливер наполнился и развернул ее еще сильнее. И все это время я слышал оглушительный шорох идущей на нас волны.

— Он в нас врежется! Господи! Он в нас врежется!

У меня до сих пор звенит в ушах этот хриплый и пронзительный крик Майка. Он мигал «Олдисом», направив луч на капитанский мостик парохода. Вся судовая надстройка была ярко освещена, вспышки фонаря отражались от стеклянных иллюминаторов. И весь этот громадный пароход продолжал с грохотом надвигаться на нас со скоростью в добрых восемь узлов. Казалось, он не собирается ни останавливаться, ни менять курс.

Грота-гик и бизань-гик угрожающе затрещали. Кливер уже откинулся назад. На мгновение я оставил его в этом положении, наблюдая за тем, как поворачивается нос яхты. Весь корпус «Морской Ведьмы», от длинного бушприта до верхушки грот-мачты, был озарен зеленым сиянием правого бортового огня парохода, повисшего прямо над нами. Я потравил левый кливер-шкот и начал выбирать правый, чувствуя, как наполняется парус. И тут снова раздался вопль Майка:

— Осторожно! Держись!

На нас с ужасающим грохотом обрушилась стена вспененной воды. Она пронеслась через кокпит, приподняв меня над сиденьем, и мне пришлось изо всех сил вцепиться в штурвал, чтобы меня не смыло в море. Паруса описали безумный полукруг, из-за чего утлегарь и часть грота на мгновение оказались под уходящей волной. Пока тонны воды бушевали у нас на палубе, мимо чудовищным утесом скользил борт парохода.

«Морская Ведьма» медленно выпрямилась, и вода белой пеной ринулась за борт. Я все еще держался за штурвал, а Майк не выпускал из рук бакштаг и во все горло выкрикивал проклятия. Его голос был едва слышен на фоне громыхания двигателей парохода. Но тут в ночь вторгся еще один звук — ритмичный плеск винта, наполовину погруженного в воду.

Я заорал, чтобы предостеречь Майка, но он уже осознал эту новую опасность и снова включил «Олдис». В его ослепительном свете мы увидели изъеденную ржавчиной обшивку корпуса парохода. Тут с нами поравнялась корма, и мы увидели лопасти винта, хлещущие по волнам и взбивающие воду в пенные водовороты. «Морская Ведьма» задрожала, и ее паруса обвисли. Затем она соскользнула с волны и оказалась совсем рядом с этой чудовищной мельницей. Теперь лопасти едва не задевали наш левый борт.

Хлопья белой пены полетели на крышу каюты и на паруса. Все это длилось ровно секунду, а затем этот отчаянно барахтающийся в волнах винт удалился в темноту за нашим бушпритом, а «Морская Ведьма» заплясала на волнах в кильватере парохода. Луч системы «Олдиса» выхватил из мрака его название — «Мэри Дир», Саутгемптон. Мы ошарашенно смотрели на эти тающие в ночи покрытые ржавыми потеками буквы, а затем они внезапно исчезли, поглощенные мраком. Еще какое-то время до нас доносился тихий пульсирующий рокот двигателей судна, но вскоре стих и он. Лишь запах гари остался витать в сыром морском воздухе.

— Ублюдки! — завопил Майк, внезапно обретя дар речи. — Ублюдки! — снова и снова повторял он.

Дверь рубки скользнула в сторону, и на пороге возникла фигура. Это был Хэл.

— Ребята, вы в порядке?

Его немного чересчур спокойный и чересчур бодрый голос слегка дрожал.

— Ты что, не видел, что тут произошло? — заорал Майк.

— Все я видел, — отозвался Хэл.

— Они не могли нас не заметить. Я светил фонарем прямо на капитанский мостик. Если бы они несли вахту и смотрели по сторонам…

— Я не думаю, что они смотрели по сторонам. Если честно, мне показалось, что на мостике вообще никого не было.

Он произнес это так тихо, что до меня не сразу дошло, что из этого следует.

— Что ты имеешь в виду — никого не было на мостике? — спросил я.

Он вышел на палубу.

— Это произошло перед тем, как нас накрыла носовая волна. Я почувствовал что-то неладное, но успел добежать только до штурманской рубки. Я оказался перед иллюминатором, и прямо передо мной был капитанский мостик, на который светил луч «Олдиса». Мне показалось, что там никого нет. Во всяком случае, я никого не увидел.

— Но, господи боже мой, — прошептал я. — Ты понимаешь, что ты говоришь?

— Да, разумеется, понимаю. — Это прозвучало безапелляционно и несколько по-военному. — Странно, ты не находишь?

Он был не из тех, кто стал бы выдумывать что-либо подобное. Х. Э. Лоуден — для всех своих друзей Хэл — бывший артиллерист, полковник в отставке, почти все летние месяцы проводил в море и успел стать очень опытным моряком.

— Ты намекаешь на то, что этим судном никто не управлял? — недоверчиво поинтересовался Майк. — Может, тебе показалось?

— Я не знаю, — покачал головой Хэл. — Поверить в это трудно. Но все, что я могу сказать, так это то, что на мгновение мостик был передо мной как на ладони, и, насколько я мог судить, на нем никого не было.

Несколько секунд мы молчали, размышляя над его словами, которые повергли нас в шок. Возможность того, что у штурвала большого корабля, бороздящего усеянные подводными скалами моря в непосредственной близости от французского побережья, никого нет, казалась нам абсурдной.

Внезапно тишину нарушил голос Майка, который совершенно будничным тоном поинтересовался:

— А что там с нашим бульоном? — Вспыхнула лампа «Олдиса», обнаружив кружки, лежащие в глубокой луже на дне кокпита. — Пойду-ка я приготовлю новое варево, — вздохнул Майк и, обернувшись к полуодетому Хэлу, который продолжал стоять, прижавшись к рубке, добавил: — Как насчет вас, полковник? Вам ведь наверняка тоже хочется бульона?

Хэл кивнул.

— Я никогда не отказываюсь от бульона. — Он проследил взглядом за Майком и, когда тот скрылся внизу, повернулся в мою сторону. — Теперь, когда мы остались одни, я могу смело признать, что это был весьма неприятный момент. Как так получилось, что мы оказались под самым носом этого парохода?

Я объяснил ему, что судно находилось с подветренной стороны и мы не услышали шума его двигателей.

— Первым, что мы заметили, был зеленый навигационный огонь его правого борта, надвигавшегося на нас из тумана.

— Что, даже туманного горна не было?

— Если и был, мы его не услышали.

— Странно! — Он еще несколько мгновений стоял неподвижно. Фонарь левого борта освещал его длинную фигуру. Затем он подошел и сел рядом со мной на комингс кокпита. — Ты не смотрел на барометр с тех пор, как заступил на вахту? — поинтересовался он.

— Нет, — ответил я. — А как он себя ведет?

— Падает. — Длинными руками он обхватил себя за плечи, обтянутые нательной рубашкой. — С тех пор как я спустился вниз, он упал довольно заметно. — Он поколебался, а затем добавил: — Этот шторм может накрыть нас в любую минуту, знаешь ли. — Я ничего не ответил, и Хэл, вытащив из кармана курительную трубку, начал ее посасывать.

— Скажу тебе честно, Джон, не нравится мне все это. — То, что он говорил очень тихо, делало его мнение еще более весомым. — Если прогноз подтвердится и ветер повернет с северо-запада, мы окажемся на подветренном берегу. Я не люблю шторма, и я не люблю подветренные берега, особенно когда это подветренные берега Нормандских островов.

Я решил, что он хочет, чтобы я вернулся к французскому побережью, и ничего не ответил. Я просто сидел, молча глядя на компасную катушку. Мне было немного страшно, но я также ощущал необъяснимое упрямство.

— Если бы не поломался двигатель… — пробормотал он.

— Зачем сейчас это обсуждать? — Это было нашей единственной поломкой. — Ты всегда говорил, что презираешь двигатели.

Свет от нактоуза падал ему на лицо. Хэл устремил на меня пристальный взгляд синих глаз.

— Я только хотел сказать, — мягко произнес он, — что, если бы двигатель не поломался, мы бы уже были на середине пролива и ситуация была бы совершенно иной.

— Возвращаться я не собираюсь.

Он вынул трубку изо рта, как будто собираясь что-то сказать, но затем снова сунул ее в рот и уставился на меня своими немигающими синими глазами. Воцарилось неловкое молчание. После происшествия с пароходом я был ужасно зол и мои нервы были на взводе. Наконец он перестал посасывать трубку.

— Я всего лишь хочу дойти до порта, — тихо произнес он. — Но у нас ржавая оснастка и гнилой такелаж, а что касается парусов…

— Мы все это обсуждали в Морле, — оборвал я его. — Множество яхт пересекает Ла-Манш в гораздо худшем состоянии, чем «Морская Ведьма».

— Но не в марте, не в шторм и, ко всему прочему, без двигателя. — Он поднялся и подошел к мачте. Наклонившись, он за что-то потянул. Раздался треск. Вернувшись в кокпит, Хэл бросил к моим ногам обломок фальшборта.

— Волна порезвилась. — Он снова сел рядом со мной. — Все это очень скверно, Джон. Яхту не осматривали. А после того, как она два года пролежала в грязи на французском берегу, корпус может оказаться таким же гнилым, как и тали.

— Корпус у нее хороший, — возразил я, чувствуя, как ко мне возвращается спокойствие. — Его всего-то нужно покрасить да заменить пару досок. Прежде чем ее купить, я осмотрел ее дюйм за дюймом и все проверил ножом. Де- рево в полном порядке.

— А как насчет крепежей? — Он вопросительно приподнял правую бровь. — Только эксперт может утверждать, что крепежи…

— Я тебе уже сказал, что займусь этим, как только мы попадем в Лимингтон.

— Да, но это не поможет нам сейчас. Если на нас внезапно налетит шторм… Я осторожный моряк, — добавил он. — Я люблю море, но оно не любит вольностей, и я стараюсь с ним не шутить…