Эдуард Верин — «Лека. Искупление»
Глава 1
Чемодан
(Город Штыбово, 20 июня 1993 года)
Это был отличный чемодан, замечательный чемодан, потрясающий чемодан!
Объемный, кожаный, солидного синего цвета, на четырех колесиках, с блестящими, необыкновенной формы застежками. Он удивительно не сочетался со всем, что было в этой комнате: и со старой мебелью, и с выгоревшими обоями, и с выцветшим, продавленным диваном. И с кучкой аккуратных, но дешевых вещей, которая все росла и росла на этом диване, великолепный чемодан тоже не сочетался. Но это было даже хорошо, что он был настолько новым в этой комнате!
Именно с таким чемоданом и нужно начинать новую жизнь!
Семнадцатилетняя Ольга Колесник открыла старый шкаф, вынула оттуда простынь, ночную рубашку и добавила к кучке тряпок. Оглядела ее, критически морща красивый высокий лоб. Пожалуй, это еще влезет. А больше ни на что в чудесном чемодане не хватит места. Или хватит?
— Лёка, может, все-таки возьмешь варенье? — раздалось из-за двери. — Клубничное, как ты любишь!
Девушка обернулась на голос. С раннего детства она терпеть не могла свое имя Ольга и потому всегда и везде требовала, чтобы ее называли только Лёкой.
Дверь открылась, и в комнату вошла мама. В руках она держала литровую банку с клубничным вареньем.
— Мам! Я же тебе сказала — никакого варенья! — с раздражением ответила Лёка. — Оно не влезет в чемодан. И вещи могут испачкаться. Хватит того, что я утюг с собой беру!
— Но можно взять с собой не только чемодан! — возразила Елена Георгиевна. — Можно взять еще сумку. Синюю, она же почти новая! В нее и варенье поместится, и банка с огурцами!
Лёка громко, театрально вздохнула.
— Мам, я тебе еще вчера объясняла — я поеду только с этим чемоданом! Только с ним! Мне нравится этот чемодан, мама, очень нравится! Я два года горбатилась на каникулах, замазывала щели в панельных домах, чтобы заработать на такой! И я не хочу портить вид какими-то сумками!
Мама страдальчески вздохнула и поставила банку с вареньем на стол.
— Что же ты будешь есть там, в чужом городе, доченька? — умоляюще спросила она.
— Есть студенческие столовые, — напомнила Лёка.
— Но ведь это, наверное, невкусно? — произнесла мама неуверенно. — И, наверное, дорого, да?
Елена Георгиевна всю жизнь прожила в маленьком шахтерском городке, который назывался Штыбово, и не знала, дорогая ли еда в студенческих столовых. Здесь ни студентов, ни столовых для них просто не было.
— У меня еще остались деньги, на столовку хватит! — ледяным тоном отрезала дочь. — Это ведь мои деньги, мама? Я сама их заработала, да? Значит, и тратить могу, как хочу!
И она принялась аккуратно складывать свои вещи в замечательный чемодан.
Елена Георгиевна не торопилась уходить. Она стояла у двери и нервно теребила руками передник. Она чувствовала себя очень несчастной — рано овдовевшая, рано состарившаяся женщина, от которой уезжала дочь — единственная отрада в жизни.
Нет, Елена Георгиевна, конечно, давно знала, что дочь уедет в большой город, почти смирилась с этим. Ее дочь была красивой, умной, очень уверенной в себе и совсем юной. И она не хотела замечать, какую боль причиняет маме ее отъезд.
Нет, ну почему так получается, а? Растила, ночей недосыпала, заботилась. В детстве Лёка всегда была обласканной и ухоженной. Модных импортных тряпок дочка, правда, почти не носила — здесь требовались не столько деньги, сколько связи, а откуда они у вдовы? Но на ней все всегда было по-советски добротным, идеально чистым, где надо — отутюженным, где положено — накрахмаленным. И путевки в хороший пионерлагерь мама ей доставала, и кружков за школьное время Лёка сменила добрый десяток.
Лёка хочет заниматься танцами? Пожалуйста! Мама купит дочке дефицитные чешки.
Музыкальная школа? Конечно, доченька, если ты хочешь. Попробуем найти знакомых, у которых есть родственники в столице, и через них достанем кларнет производства ГДР. Хорошо, что Лёка переболела музыкой быстро, и организовать покупку кларнета мама не успела. Иначе пришлось бы платить 550 полновесных советских рублей. Зарплата за пять месяцев — но мама и на это была готова! Скопить немного денег в те времена было несложно, вот и у Лёкиной мамы кое-какие накопления имелись. А на что же их тратить, как не на любимого ребенка?
Потом было увлечение фотографией. Фотокружок? Пожалуйста! Вот тебе пленка, еще от покойного отца осталась, вот комната, где он возился со своими фотографиями. А за реактивами съездим в соседний город.
Елена Георгиевна всегда старалась, чтобы дочь не чувствовала себя обделенной из-за того, что растет без отца. Даже скворечник сделала, когда потребовалось для какого-то пионерского мероприятия. Скворечник, конечно, был самым корявым — у других детей их ведь делали отцы — но он был! Вот у Васьки Шишкина — такой же безотцовщины — скворечника вообще не было, а у ее Лёки — был, да!
А как ходила в школу ругаться с учителем физики, когда он незаслуженно поставил Лёке четверку в четверти. Юная гордячка после этого устроила дома скандал — она считала, что сможет все решить сама, без чьей-либо помощи и поддержки. «Разве ж можно так унижаться!» — кричала она. С тех пор мама старалась опекать дочку тайно. Лёка так никогда и не узнала, что роль Мальвины в школьной театральной постановке ей выхлопотала мать… Было непросто. Конечно, никто не сомневался в том, что Лёка сможет сыграть эту простенькую роль. Но мальчишка, который играл Буратино, макушкой едва доставал Лёке до плеча.
Да — было, было!.. А теперь — не нужна! Как теперь жить? Что же — этот проклятый скворечник, постоянные заботы, недосыпание — это и было счастье?!
Вон через несколько дворов живет семья армян. Четверо сыновей. Их воспитывают строго, никаких поблажек. И что? От мальчиков родителям и уважение, и помощь! Дом вылизан, двор убран, и если у матери болит голова, так мальчишки и еду приготовят. И всегда — мамочка, мамочка! Бегут к ней по первому зову, едва руки не целуют. А может, и целуют, когда чужие не видят. А ее Лёка смотрит на мать как на пустое место. Может, это потому, что мама заботилась о ней слишком много? Или заботилась как-то не так?
— Доченька, может, ты передумаешь? — робко и безнадежно попыталась Елена Георгиевна в последний раз. — Здесь можно подыскать хорошую работу…
Лёка резко повернулась.
Нет, ну мать издевается! Они об этом говорили тысячу раз! Все решено, ничего нельзя изменить! И нечего толочь воду в ступе.
Гневные слова готовы были сорваться с губ Лёки, как вдруг с улицы донесся истошный собачий лай, и через миг в дверь постучали.
— Я открою, — с обреченностью в голосе сказала Елена Георгиевна.
Она повернулась и пошла открывать.
Что ж, она попыталась, попыталась в последний раз уговорить дочь не уезжать. Ответ она прочитала в глазах Лёки, хотя, конечно, и так не сомневалась, что та уедет. Лёка с раннего детства бредила большими городами! Что ж, значит, Господь рассудил так! Разумеется, обратно в Штыбово Лёка не вернется. И когда устроится в Большеграде, мать к себе не заберет. Значит, доживать свои дни придется в одиночестве... Но она хотя бы попыталась!
2
Лёка опять принялась за укладку чемодана. Это, наверное, Снежана пришла. Она собиралась зайти, попрощаться с подругой. Лёка не хотела, чтобы Снежана видела, какие у нее скромненькие вещички. Чистые, идеально выглаженные, но дешевые. Да, конечно, Снежана и так прекрасно знает, какую одежду носит Лёка, но все равно — пусть хоть сегодня не видит этих примитивных тряпок! Пусть видит только замечательный чемодан.
Дверь за спиной скрипнула. Лёка вздрогнула — она не успела упаковать все. Быстрым движением девушка накинула на кучку неуложенной одежды покрывало и прикрыла крышку чемодана. Так гадких тряпок было не видно.
Но это оказалась не Снежана. В проеме двери маячил друг Снежаны — Костя.
— О, привет! — протянула Лёка удивленно. — А Снежка где?
Костя поморщился. Вот уже два месяца он встречался со Снежаной Ковтун, единственной подругой Лёки. Именно Снежанка их и познакомила. Вообще-то он никогда и не виделся с Лёкой так, чтобы та не была рядом. Но сейчас ему нужно было поговорить именно с ней, наедине, без свидетелей, тем более без Снежаны.
— Не в курсе я, — сказал Костя хмуро. — Я это… Сам… Я к тебе пришел!
— Что? Зачем? — не поняла Лёка. — Да ты садись. Чего стоишь, как в землю врытый!
Костя сделал два шага и тяжело опустился на старый стул.
Стул обиженно скрипнул, но устоял. Он уже давно так скрипел, и Лёка все ждала, что стул сломается. Это было бы к лучшему — тогда мама поднапряглась бы, но купила новый! Но стул не ломался.
— Я это… — насупившись, начал Костя. Он почему-то был красный как рак. Таким Лёка раньше его не видела. — Ты типа уезжаешь, да?
— Да, — кивнула Лёка. — Автобус в одиннадцать часов. А Снежка где бегает? Вот, блин, подруга! Говорила — зайду, зайду! Так мы и проститься не успеем!
— Ты это… типа… не уезжай! — бухнул Костя. — Ты… Короче, выходи за меня замуж!..
