Линн Остин — «Тайники души»

Часть І
Сады Уайатта
Зима 1931 года

 

Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые,
не зная, оказали гостеприимство Ангелам.
Послание к Евреям [13:2]

 

Глава 1
Февраль 1931 года

Однажды морозной февральской ночью не успела я выйти за порог, как меня до смерти испугал незнакомец. Я не слышала, как по длинной подъездной дороге, ведущей к дому, проехал автомобиль, поэтому, когда неясная тень в темноте превратилась в крупного мужчину, я испугалась так сильно, что выронила ведерко для угля, полное пепла, прямо на ступени крыльца. Я схватилась обеими руками за грудь, силясь унять частое биение сердца, чуть не выскочившего от страха!

— Простите, мэм, я не хотел вас напугать, — произнес незнакомец. 

Даже в темноте, не видя лица говорящего, я по тону голоса поняла, что ему действительно жаль. Он стоял с протянутыми руками, будто готовился поймать меня, если я вдруг упаду замертво.

— Все в порядке, я просто не слышала, как вы подъехали, вот и все. 

— Я не подъезжал, а пришел пешком. — Он опустил на землю рюкзак, нагнулся и стал собирать рассыпавшийся по крыльцу пепел и прогоревшие угли. 

— Осторожнее, угли могут быть еще горячими!

— Да, мэм, так и есть, и это очень приятное тепло! 

Его руки были без перчаток, голова не покрыта, а рваной одежды было явно недостаточно, чтобы защититься от такого мороза. Черты лица разглядеть было сложно: его закрывала пышно разросшаяся борода и буйные пряди длинных волос. Но не внешний вид, а сильный запах немытого тела и костра сказали мне яснее ясного: незнакомец был бродягой. Одним из тысяч бродяг, путешествующих этой зимой по стране в поисках работы. 

Скорее всего, он пришел со стороны железной дороги, через сады, привлеченный светом, льющимся из окон.

— В вашем доме как медом намазано! — говорил мне старик Эйб Уокер последний раз, когда я заходила в универсам в Дир Спрингсе. — Эти бродяги! Как только они прознают, что у вас доброе христианское сердце, обязательно растрезвонят о хлебосольном доме. Вам нужно научиться их отшивать, Элиза Роуз! Это небезопасно, вы все-таки вдова, а они шастают по вашему имению!

Эйбу Уокеру было невдомек, что я выросла среди акробатов и цирковых чернорабочих, поэтому отлично разбиралась в людях. Я знала, кого приглашать в дом, а кого отправлять восвояси. 

— Могу я перемолвиться словом с вашим мужем, мэм? — спросил незнакомец, и я снова вздрогнула.

— С… моим мужем?

— Да, мэм. Я хотел спросить, не найдется ли у него какой-нибудь работы взамен на еду. — У бродяги был приятный тембр голоса и мягкое произношение.

Я подумала о бесконечной работе на ферме — там нужно было мыть ведра для молока, колоть щепки, приносить уголь, кормить скотину, чинить заборы — и сразу же устала. 

— Почему бы вам не зайти и не поужинать? — пригласила я. — На улице слишком холодно. А угли просто оставьте на крыльце. — Я повернулась и приглашающе открыла дверь, ведущую в кухню. 

Но мужчина не сделал ни шагу. 

— Поесть я могу и здесь, но сначала хотел бы поработать.

В темноте было сложно судить, сколько ему лет. Голос незнакомца не мог принадлежать ни старику, ни юноше. Мне почему-то стало жаль этого человека. Несмотря на несколько слоев одежды, он дрожал от холода. 

— Мы недавно закончили ужинать. Еда еще теплая, пожалуйста, заходите. 

Мужчина медленно последовал за мной в дом и стоял возле двери, пока я нар???езала хлеб, достала чистую миску для супа, наполнила ее и налила чашку кофе. 

Затем я обернулась, чтобы пригласить его к столу, и снова вздрогнула — буквально на мгновение он напомнил мне покойного мужа. Незнакомец был высок и широкоплеч и стоял так же, как Сэм, — склонившись в одну сторону, будто прислушиваясь к чему-то. Затем наваждение прошло и я увидела, насколько они разные: Сэм был светловолосым с голубыми, как небо, глазами, а незнакомец — кареглазый и черноволосый. 

— Присаживайтесь, — предложила я, поставив на стол тушеного цыпленка, морковь и хлеб.

— Спасибо, мэм.

Могу поклясться: когда он садился, в его глазах были слезы. Незнакомец опустился на стул тяжело, будто старик. И тут он удивил меня: совсем как Сэм и его отец перед едой, мужчина молитвенно сложил руки и склонил голову. 

Напротив, уставившись на незнакомца, сидела моя четырехлетняя сероглазая дочка. Ее вилка мелькала над столом: девочка заканчивала ужинать. В свете висящей лампы без абажура ее медные волосы переливались, напоминая языки пламени.

— Хватит таращиться, Бекки Джин, быстро доедай! — велела я.

Я не хотела, чтобы мои слова прозвучали так резко, но в последнее время фразы сами вылетали у меня изо рта. 

Я отвернулась к раковине, полной грязной посуды. Поймав в окне свое отражение, увидела, что черты моего лица слишком резкие и измученные для тридцатилетней женщины. С этими жесткими складками у рта и беспорядочно разметавшимися светлыми волосами я совсем не была похожа на девушку, о которой Сэм когда-то сказал: «Красивая, как картинка!»

— Мамочка не разрешит встать из-за стола, пока ты не доешь морковку, — заявила Бекки, обращаясь к незнакомцу. — Я вот не люблю морковку, а ты?

— Вообще-то я люблю морковку, маленькая мисс.

— Хочешь доесть мою?

— Перестань! Заканчивай ужин, Бекки Джин, и не мешай гостю доедать свой! — вмешалась я и, уперев руки в бока, следила, как коршун, за дочкой, пока та не съела все до крошки. 

Судя по тому, с какой жадностью ел мужчина, у него давно не было во рту и маковой росинки. Я положила ему добавки.

— Вы не хотите снять пальто, мистер? — спросила Бекки несколько минут спустя. 

— Нет, спасибо, не стоит беспокоиться. Я скоро выйду на улицу.

Незнакомец разговаривал приглушенным голосом, как будто рядом спал ребенок и он боялся его разбудить. Но минуту спустя воцарившаяся тишина была нарушена топотом ног, сбегающих по лестнице, перепрыгивающих через порог, а затем скачущих галопом в кухню. Мне не нужно было поворачивать голову, я и так знала, что это мой сын Джимми. Ему уже девять, и он скачет повсюду, как молодой жеребец. 

— Мама, можешь помочь… — Мальчик замер у входа, увидев постороннего.

Его светло-каштановые волосы опять были слишком длинными и свисали, как переросший бурьян. Я бы давно их остригла, если бы мне удалось заставить сына посидеть спокойно хоть минуту.

— Невежливо так смотреть, Джимми! Разве тебе сложно поздороваться с нашим гостем?

— Добрый вечер, — послушно произнес сын. 

Незнакомец как раз набил полный рот, поэтому лишь вежливо кивнул в ответ. Следом за братом появился еще один рыжик — семилетний Люк. Я знала, что младшего сына бесполезно просить поздороваться с гостем: Люк был крайне застенчив, а общительностью напоминал дикого кота. 

— С чем тебе нужно помочь, сынок? — спросила я Джимми, вытирая руки о фартук. 

— С правописанием. — Мальчик обошел стол, сел так далеко от мужчины, как только мог, и протянул мне тетрадь. 

Люк продолжал стоять в ночной рубашке, не сводя с гостя голубых — как у отца — глаз. 

Я пыталась разобрать нечеткий почерк Джимми, когда мужчина вдруг громко вскрикнул. 

— Мама, — воскликнул Джимми, — Бекки внезапно подскочила к гостю и уколола его вилкой!

— Как это «уколола»?

— Да вот так, безо всякой причины.

— Как это «без причины»? — тут же ответила Бекки. — Я хотела проверить, вдруг дядя — ангел?

Мужчина недоуменно поднял брови.

— Кто?

— Ангел! — повторила малышка, едва не плача. — Мама всегда кормит незнакомцев и говорит, что они могут быть ангелами. Но вы не сняли пальто, и я не увидела, есть ли у вас крылья…

Я взяла девочку за плечи и легонько встряхнула ее.

— Бекки Джин! Немедленно извинись! 

Вместо этого девочка закрыла лицо ладошками и заплакала. 

— Да ничего страшного… — вмешался мужчина. 

У него была приятная улыбка, белые ровные зубы. 

— Думаю, я знаю, какую строфу имела в виду ваша мама. Это из послания к Евреям, не так ли, мэм? «Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам».

— Да, вы правы. — Услышав, как оборванный бродяга цитирует Писание — совсем как священник, — я была потрясена и не нашла что сказать. 

Бекки кулачками вытерла глаза, затем снова глянула на мужчину. 

— Извините, что я вас уколола… Но скажите: вы ангел?

— К сожалению, нет. Просто странник. — Мужчина отодвинул стул и встал. — Я благодарен вам за пищу, мэм, — сказал он и немного поклонился. — Было очень вкусно. А теперь, если я могу вас отблагодарить, я с радостью примусь за дело. 

— Сейчас нет такой работы, которая не могла бы подождать до утра. Я приглашаю вас переночевать в мастерской моего мужа, которая находится в амбаре. Там стоит раскладушка и есть переносная печка, так что вы можете разжечь огонь, если наколете себе дров. За порогом на полке — керосиновая лампа, рядом лежат спички. 

— Еще раз благодарю вас, мэм! — Мужчина поднял руку, желая коснуться шляпы, но вспомнил, что ее нет, смущенно улыбнулся и добавил: — Желаю вам доброго вечера!

Позже, когда я сидела за столом и помогала Джимми с правописанием и математикой, до моего слуха долетал непрекращающийся глухой стук топора, колющего дерево. Снова и снова мы слышали, как на крыльцо бросали все новые кипы дров. 

— Кажется, завтра мне не придется колоть дрова! — с широкой улыбкой сказал Джимми. 

— Думаю, тебе еще неделю не придется этим заниматься, — ответила я. — Интересно, как он работает в такой темноте? 

Даже после того, как дети пошли спать, мужчина все колол дрова. Вернувшись в кухню, чтобы убавить на ночь огонь, я выглянула в окно и увидела, как в темноте среди снежных заносов мелькает его фигура. Он чистил дорожки к амбару и курятнику. 

Поднявшись наверх, в спальню, и раздевшись, я задрожала от холода. С тех пор как умер Сэм, у меня был плохой аппетит. По ночам я не могла согреться, если не надевала две пары шерстяных носков, принадлежавших мужу, и сверху на ночную рубашку теплый свитер. 

 «Ты похожа на ощипанного цыпленка», — наверное, сказал бы Сэм, увидев, как я исхудала.

Выключив свет, я еще раз выглянула в окно: из трубы над мастерской шел дымок, а в окнах амбара был виден отсвет лампы. Но, лишь свернувшись калачиком в холодной пустой постели, я поняла, что даже не спросила, как зовут нашего гостя. 

***

Я уже так привыкла к тому, что, кроме меня и детей, на ферме никого нет, что совершенно забыла о бродяге, пока не открыла кухонную дверь, ведущую на крыльцо, и не увидела огромную кучу дров. Я едва не споткнулась о ведерко, которое незнакомец наполнил углем в амбаре и поставил на пороге. 

Мужчина расчистил дорожку такой ширины, что мы с Джимми без труда могли идти рядом. Он даже посыпал ее пеплом, чтобы мы не поскользнулись и не упали вместе с ведрами для молока, которые несли в руках. Однако из трубы над мастерской не вился дымок. 

— Похоже, наш ангел улетел, — сказала я. 

— Уже? — В голосе Джимми послышалось разочарование. — Думаю, это был мой ангел-хранитель. Смотри, сколько дров он наколол вместо меня.

Я последовала за сыном в сумрак холодного амбара. Изо рта вырывались клубы пара. 

Джимми неожиданно остановился, и я чуть не налетела на него. 

— Ух ты! — воскликнул мальчик. — Это все он сделал сам? Наверное, трудился всю ночь…