Филипп Ванденберг - «Вторая гробница»

15 марта 1939 года

И конечно же, когда она ехала в Сохо, всю дорогу лил дождь.
— Здесь всегда так в это время года! — извиняясь, ска¬зал таксист и бросил беглый взгляд через стекло на пас¬сажирку, сидевшую сзади. Это была ухоженная пожилая дама, по виду состоятельная, но небогатая, как раз такая, от ко¬торой можно ожидать приличных чаевых. Богатые люди скупят¬ся на чаевые, это таксист знал давно, его после двадцати лет за баранкой вряд ли можно было чем-то удивить.
— Время года не играет никакой роли! — возразила пасса¬жирка шоферу. — В Ноттинг-Хилле 1 погода куда лучше. Долж¬но быть, причина в самом Сохо 2.
— Вы не любите Сохо, мадам? — весело спросил шофер.
— Ну отчего же мне не любить Сохо?! — возмутилась пожи¬лая дама. — Я просто считаю, что в Сохо дожди идут чаще, чем где бы то ни было.
Таксист больше не задавал вопросов, а его пассажирка посвя¬тила себя разглядыванию больших разноцветных афиш театров и синематографа. В кинотеатре на Лестер-сквер шел фильм «Сын Франкенштейна», в главной роли был Борис Карлофф. В театре «Хеймаркет» давали «Планы на жизнь» с Рексом Харрисоном и Дианой Виньяр, а напротив гостиницы «Рэджент Пэлэс», в те¬атре на площади Пикадилли, в спектакле «Француз без слез» бли¬стали Макензи Уорд и Эйлин Пил. Как всегда вечером, у площади Пикадилли были пробки, но шо¬фер ловко объезжал их по боковым улочкам. И вот совершенно неожиданно для пожилой дамы такси остановилось у входа в отель.
— Гостиница «Ритц», мадам, — радостно сообщил таксист, — с вас пять шиллингов!
Он не ошибся — женщина протянула ему шесть шиллингов и вышла только после того, как портье в красной ливрее услуж¬ливо открыл дверь автомобиля.
Она чувствовала себя неуверенно в холле гостиницы и, не пы¬таясь скрыть этого, легкими кивками отвечала на проявление любезности персонала. Наконец она решительно направилась к аристократического вида мужчине, одетому в черный фрак. Он стоял, сцепив руки за спиной, и приветливо улыбался. Редкие се¬дые волосы на продолговатой голове были напомажены и при¬лизаны. Было хорошо видно, что ему уже за пятьдесят, но, не¬смотря на это, дама обратилась именно к нему:
— Молодой человек, проводите меня в кафе-кондитерскую.
Выражение «молодой человек» она употребляла как обраще¬ние ко всем мужчинам не старше себя.
— В кафе-кондитерскую, конечно, мадам! — услужливо отве¬тил он, сделав рукой приглашающий жест.
— Только помедленнее! — решительно заявила посетитель¬ница и уперлась в ковер своей тростью. Ее лицо со следами увя¬дающей красоты и особенный шарм, присущий пожилым дамам, привлекали взгляды окружающих. На женщине была старомод¬ная шляпа, придававшая ей вид некоторой неприступности, и приталенный зеленый костюм с юбкой до щиколоток. В холле светского отеля она выглядела, без сомнения, немодно.
Над входом в кафе висела полированная вывеска из латуни. Вдруг стеклянные двери распахнулись и навстречу вышел метрдотель в визитке, с речной жемчужиной на пластроне. Было бы достойно упомянуть лишь о его физиономии, серьезной и стро¬гой, которую можно было сравнить разве что с лицами консер¬ваторов в парламенте.
— Молодой человек, — обратилась она к нему, прежде чем важный официант успел произнести хоть слово, — я договори¬ лась встретиться здесь с леди Эвелин Бешам. Наверное, я при¬шла слишком рано?
Вопреки всем ожиданиям лицо метрдотеля просияло улыб¬кой. И в приступе восхищения, которого от него едва ли можно было ожидать, он ответил:
— О нет, мадам! Дамы уже собрались. Извольте пройти со мной.
В кондитерской в рассеянном свете ламп под абажурами из желтой овечьей кожи блестела темная мебель. Из-за стола на¬встречу ей поднялась дама: это была леди Эвелин. Серый дву¬бортный костюм в мелкую светлую полоску, женская шляпка-котелок с полями, низко опущенными на лицо, и макияж пастельных тонов придавали леди Эвелин необычайную моло¬жавость.
— Миссис Джонс! — радостно воскликнула она, простерши к ней руки. — Как славно, что вы пришли!
— Мисс Джонс, миледи! — резко поправила ее пожилая дама. — Мисс Джонс. Я никогда не была замужем, не придаю большого значения моему возрасту и не люблю притворяться. Так что называйте меня мисс Джонс.
Когда обе женщины стали рядом, в глаза бросилось то, что леди на голову ниже мисс Джонс. Но в действительности дело было вовсе не в мисс Джонс, просто леди Эвелин от природы была низкого роста.
Леди Эвелин подвела мисс Джонс к столику, стоявшему в углу. Там уже сидела Филлис Уокер, лет ей было ровно вдвое меньше, чем мисс Джонс. Выглядела она довольно привлекательно, но, несмотря на это, была одета на манер денди: в серые брюки и тес¬ный жакет. На голове — берет, из-под которого выбивались тем¬ные локоны, приклеенные ко лбу блестящим гелем. Если для Сохо такой вид был обычным, то в отеле «Ритц» — зрелище, не¬сомненно, неординарное. Десять дней назад все эти женщины присутствовали на церемонии странных похорон на кладбище в Патни 1. Они не могли не заметить друг друга, ведь там было шо помню, что причины, из-за которых разразилась та война, были точь-в-точь как сегодняшние.
— Говард был человеком вне политики, — заметила Филлис, тем самым направив разговор в желаемое русло.
— Это все потому, что он не любил межпартийных дрязг! — запротестовала леди. — Говард был одиноким человеком. Даже в своих политических взглядах.
Мисс Джонс опустила глаза.
— Не забывайте: я ведь когда-то была молода, мисс Уокер. Это с годами нас все больше одолевают заботы о собственной персо¬не и мы становимся мелочными.
— Простите, мадам, я не хотела сказать ничего дурного. Я по¬лагала, что Говард мне все рассказал. Когда он говорил о своей молодости, то упоминал лишь одно имя и утверждал, что эта женщина — любовь всей его жизни.
— Да, я могу подтвердить это, — добавила мисс Эвелин. — Когда мы в первый раз заговорили о любви, Говард сказал, что воспоминания все еще обуревают его. И тогда он назвал имя.
— Чье имя? — уже не так самоуверенно поинтересовалась мисс Джонс.
— Сара! — ответила леди Эвелин.
— Да, точно, Сара! — подтвердила Филлис.
— Меня зовут Сара. Сара Джонс. — На губах пожилой жен¬щины промелькнула гордая улыбка, потом она смущенно поту¬пила взор и произнесла: — Да, я признаю, наши отношения были несколько необычны. Но могу сказать, что они не были ошиб¬кой. В течение нескольких месяцев меня можно было назвать счастливейшим человеком на земле. Другим людям нужно про¬жить полжизни, чтобы узнать, каково настоящее счастье…
На какое-то мгновение показалось, что время в кондитерской остановилось. Филлис и леди Эвелин были убеждены, что имен¬но они играли решающую роль в жизни Картера, но теперь осо¬знали, что перед ними серьезная конкурентка. Любопытство не давало покоя. Хотелось заглянуть в прошлое Картера, ведь ар¬хеолог познакомился с ними, будучи уже в зрелом возрасте.
А Сара Джонс горела желанием узнать подробности и обсто¬ятельства, которые привели Картера к успеху. Она год за годом собирала вырезки из газет, в которых говорилось о нем, и лю¬бовно вклеивала статьи в альбом. Мисс Джонс так часто перечи¬тывала их со слезами на глазах, что в конце концов заучила наи¬зусть. И нередко дама говорила сама себе вслух: «Сара, какая же ты дура».
Она нашла в себе мужество прийти на похороны, прочитав сообщение в «Таймс». Оно заканчивалось словами «he was unmarried» — он не был женат. Это, конечно, ничего не значи¬ло. Или все же значило? Теперь и она надеялась узнать все подробности.
Чем дольше говорили Сара Джонс, леди Эвелин и Филлис Уо¬кер, тем больше недоверия возникало между ними. Чем больше они узнавали друг о друге, тем лучше понимали, что сама судь¬ба свела их вместе.
Три женщины за разговором совсем позабыли о времени. И когда кто-нибудь из них рассказывал о своем прошлом, ка¬залось, что вновь оживал человек, которого называли «Король Луксора».