Бернхард Хеннен - «Меч эльфов. Рыцарь из рода Других»

Бронзовые серпентины
Легкие Гисхильды ожгло огнем, когда бронзовая серпентина поднялась, изрыгая дым и пламень. Девочка закашлялась и попятилась. Кто-то грубо толкнул ее. Кто-то, рыча, отдавал приказы, но у нее заложило уши и она слышала лишь глухой рокот. Время от времени в темноте проплывали почерневшие от порохового дыма лица, напоминавшие маски с жуткими светящимися белыми глазами. Принцессу снова толкнули. Кто-то, согнувшись в три погибели, волок тяжелое железное ядро.
— С дороги! — Этот звонкий девичий голос был первым, что отчетливо услышала Гисхильда. Может быть, потому, что он очень сильно выделялся на фоне адского шума и грохота, царившего вокруг.
Анна-Мария опустила палец в запальное отверстие большой бронзовой пушки. Жоакино протолкался к стволу орудия, которое источало такой сильный жар, что дрожал воздух. Широкоплечий послушник снял рубашку. Пот, смешанный с порохом, словно черная кровь стекал по его груди. Он взмахнул тяжелым шомполом, окунул губку нижним концом в ведро, стоявшее рядом с орудием, и затолкал его глубоко в жерло бронзовой змеи.
Зарядная камера орудий содрогнулась. Принцессу накрыло ударной волной. Грохот выстрела кинжалом пронзил ее голову.
Гисхильда зажала руками уши. Девочка дрожала всем телом. Попятившись, она столкнулась с бородатым мастером-оружейником. Мозолистые руки мастера схватили ее за плечи. Он рывком развернул принцессу и толкнул с такой силой, что ее понесло в противоположном направлении.
По щекам Гисхильды катились слезы ярости. Она не хотела сдаваться, но и выносить это больше уже не могла.
Орудийная камера снова вздрогнула от пушечного выстрела. Принцесса ринулась вперед, точно ее хлестнули плетью.
…
Гисхильда невольно улыбнулась.
— Не принимай все так близко к сердцу, — раздался у нее за спиной хорошо знакомый голос. Это был Друстан, однорукий рыцарь, магистр их звена. — В свое время мне тоже это было не по нутру. Кажется, я выдержал в зарядной камере не дольше, чем ты.
…
Значит, мы поручим тебя заботам наших лучших учителей фехтования, когда ты немного подрастешь. Но пока мы еще находимся в процессе поисков… Не отчаивайся. Этот отрезок твоего образования длится три года. К концу его мы будем знать, какой создал тебя Господь и какими дарами наделил.
…
Похоже, молодая женщина-рыцарь почувствовала ее взгляд, потому что тут же обернулась и улыбнулась девочке.
Гисхильда поймала себя на том, что ответила на улыбку. И лицо принцессы исказилось в гримасе. Нельзя ей этого делать! Не позволяй себя соблазнить, прикрикнула она на себя. Это враги, и ты — не с ними!
Девочка вздохнула. Как же трудно. Как все запутано…
— Поверь мне, тебе совершенно не нужно стыдиться того, что ты убежала из зарядной камеры, — произнес Друстан, превратно истолковав ее гримасу.
…
Перед ней на главную палубу, покачиваясь, выбралась Анна-Мария. Ее левая рука безвольно висела вдоль тела. Там, где должна была быть ладонь, чернела обугленная плоть. Гисхильда позвала ее по имени, но Анна-Мария продолжала двигаться без остановки. Казалось, что она где-то далеко-далеко.
Яркий свет выжег все образы перед глазами Гисхильды. Что-то зашипело. Принцесса остановилась. Закрыла глаза ладонями. В лицо ей ударил пороховой дым.
— Вон отсюда! — все еще ослепленная, услышала она голос Друстана. — Все вон!
Снова зашипел порох. Гисхильду обдало жаром. Пекло на каждом участке кожи, который не был закрыт тканью. По щекам текли слезы. Перед глазами мелькали нечеткие черные пятна и свет. Мир без красок. Густой дым, подобно живому существу, тянулся по полу. А перед клубами несся яркий свет.
…
Анна-Мария склонилась над дымящимся мешком, здоровой рукой схватила ткань, неловко подняла мешок и на негнущихся ногах направилась к поручням. Она двигается как марионетка, которую плохо водит кукловод, подумала Гисхильда, прижимаясь к Люку и ожидая, что весь корабль вот-вот поглотит очередной столб пламени. Краем глаза Гисхильда заметила, как Лилианна опрокинула ведро с водой на оставшиеся мешочки с порохом.
Анна-Мария добралась до поручней и просто рухнула вниз.
Принцесса услышала удар о воду. Корабль содрогнулся, будто облегченно вздыхая.
— Все на весла! — раздался спокойный голос капитана.
Гисхильда почувствовала, как по щекам ее катятся слезы. Повсюду лежали раненые. Палуба была залита кровью.
— Помогите! — снова закричала она.
Над ней склонился Друстан.
— Куда тебя ранило?
Девочка покачала головой.
— Это не моя кровь. Люк… Ты должен…
Магистр мягко отодвинул ее в сторону. Его рука устремилась к шее Люка. Гисхильда увидела, как напряглись мышцы на скулах Друстана. Будто толстые проволоки, вздулись на шее вены.
— Альварез!
— Что с ним? — спросила Гисхильда.
Магистр не ответил. Разорвал на Люке рубашку. Что-то сине-черное устремилось через пропитанную кровью ткань.
— Альварез! — крикнул он снова, и голос его прозвучал резко. Закрыл рукой петлю, которая все хотела вылезти из рубашки.
Гисхильда увидела, как из раны полилась кровь, и внутри у нее все похолодело.
— Помоги другим! Будь полезной! — внезапно набросился на нее Друстан.
Принцесса схватила руку Люка. Она была до ужаса холодной. Ее место рядом с ним. Ведь он — ее рыцарь!
Больше, чем мы
— Видишь это? — Друстан осторожно постучал по корочке из запекшейся крови. Она была потрескавшейся и от мягкого прикосновения губки отделилась от загорелой кожи мальчика. — Ты видел его. Он должен был быть мертв.
Альварез протянул руку и мягко провел по животу Люка. Там не было шрама — ничего, что указывало бы на ужасную рану. Мягко надавил и вгляделся в лицо юного послушника. Тот был все еще без сознания. Он не стонал; не застонал даже тогда, когда капитан надавил сильнее.
— Внутренних повреждений нет.
Друстан облизал губы. Казалось, магистра лихорадило. Он отдал все силы на борьбу за жизнь своих братьев и сестер. На узком лице его виднелась жесткая щетина. Под глазами образовались темные круги.
— Тебе нужно немного отдохнуть.
Друстан поглядел на него.
— Мы должны наблюдать за Люком! Такого не бывает… Он ведь не просыпался ни на миг.
— И совершенно исключено, что ты…
Магистр горько рассмеялся.
— Я?! — Он повернулся, чтобы лучше был виден пустой рукав. — Не смейся надо мной! Думаешь, я был бы калекой, если бы обладал такой силой?
— Это значит, что он вылечил себя сам. Причем во сне…
— Да. — Друстан понизил голос до шепота. Придвинулся поближе к Альварезу.
От магистра неприятно пахло кисловатым потом. А еще он пил. Альварез сжал губы. Нельзя этого терпеть! Он хорошо знал слабости своего брата по ордену. Придется поговорить о нем с другими. Но сейчас не до этого.
…
Капитан повел затекшими плечами. В низкой офицерской кают-компании он мог передвигаться только согнувшись. Маленькая комната была наспех переоборудована под лазарет. Целый день Друстан просидел в этой душной каюте, борясь за жизнь. Двое убитых и семнадцать раненых: такова была цена за бракованную пушку. Альварез поклялся себе найти литейщика, который был в ответе за эту бойню. Если бы Анна-Мария не предотвратила худшего… Нет, об этом он не хочет даже думать. Девочка была скорее мертва, чем жива. В каюте все еще воняло варом, которым Друстан натирал ее культю. У Альвареза был тот же дар, что и у Друстана. Он помогал на палубе, чем мог. А Люк? Одному Тьюреду известно, что с мальчиком.
— Я говорил с Мишель, — прошептал магистр. — Малыш был единственным, кто выжил в зараженной чумой деревне. Никто не может сказать, сколько он пробыл среди мертвецов. И он излечил от чумы ее, хотя она уже носила черный знак. Вообще-то ее не должно быть среди нас. — Он перевел взгляд на мальчика. — Так же, как и его.
— Но ты не взялся за нож.
— Он ведь мой ученик.
…
Вопрошающие
«Они среди нас. И они не только в тени. На свету, там, где их не ищут, они сильнее всего. Они могут быть твоими соседями, любовниками твоих дочерей. А худшие из них — иногда наши любимые дети. Возможно, дети альвов проигрывали на полях сражений. Они боятся клинков наших рыцарей, заостренных верой и аскезой. Они боятся ясного взгляда правых, которых не могут ослепить. Их оружие — тайна и обман. А худшая игра их — это творение подкидышей. Потому берегитесь, богобоязненные! Когда у вас родится ребенок, тотчас же зовите священника. Как только малыши принимают благословение Тьюреда, они становятся неприкосновенными. Если же это не так, то может случиться, что придет дитя альвов и подменит его на подкидыша. Детей они душат в мешке или топят, потому что не знают, что делать с человеческими детьми. А нежные души обречены на вечное скитание во тьме, потому что свет веры остается для них невидимым. И никогда не обрести им покоя. Это их голоса доносит ветер, когда запутывается в коньках крыш. Они корят нас за наше легкомыслие.
Все мы слышим разговоры о великих сражениях в далеких языческих лесах. Но настоящая война ведется среди нас. Тот, кто не тверд в своей вере, подобен замку, врата которого не заперты. Если вы их не видели, то это совсем не значит, что их здесь нет. Они охотятся за детьми и вашими сердцами. Берегитесь тех, кто красиво говорит. Каждой заблудшей душе они радуются, как победе. Они станут одаривать вас и обещать радости рая еще при жизни. Они могут давать вам вещи, о которых вы не смели даже мечтать. Ни одна человеческая женщина не может дать столько удовольствия, сколько эльфийская шлюха. Вы станете их добычей. А когда окажетесь прочно запутаны в их сетях и очнетесь, то пробуждение чтобы снова хотя бы приблизиться к познанному некогда удовольствию. Темная магия поразит тех, кто захочет вас спасти. Удар молнии, уродливый скот, град с ясного неба, уничтожающий посевы, — вот их оружие в тайной войне. Только вопрошающий, священник, особенно крепкий верой, еще может обещать вам спасение. Они им известны, все пути, ведущие к свету. Они знают все уловки Других и знают, как вычислять их тайных союзников. Так же, как сражаются рыцари вдали от наших земель, так же и они ведут свои бои среди нас, и оружие их — очистительный огонь, когда души кажутся заблудшими.
Тот, кто является верным слугой Тьюреда, тот призовет их, если ребенок обладает необычайными способностями, если купцу слишком везет в делах или если богобоязненный муж испытывает несчастья больше, чем выделяет на долю одного человека Всемилостивый Тьюред. Это знаки, по которым мы распознаем работу Других. Смотрите в оба! И не бойтесь, а будьте мужественны и обращайтесь за помощью к первым слугам Господа. Там, где есть вера, там всегда победит надежда.
Из: «Молот язычников», Глава VII, Вопрошающие, страница 81 и далее. Первое издание, записанное в Сайпере в 934 году после мученической кончины святого Гийома, издано Генри Эписьером

Об осколках раковин, пулях аркебуз и поцелуях
Люк положил обе руки вплотную к ожогу. Жоакино сжался от боли, но изо всех сил старался, чтобы по его лицу это было незаметно. Ночью его кожа отделилась от раны. Осталось сочащееся пятно плоти величиной с ладонь. Ему невероятно повезло, потому что он всего лишь упал на раскаленное жерло пушки. Из всех, кто лежал сейчас на берегу под большим палубным тентом, у него рана была самой легкой.
Люк сосредоточился. Он хотел помочь Жоакино. Правда… Однако он чувствовал, что сил нет. Улучшение не наступало, как он ни старался. Люк не мог понять, почему так происходит. Он ведь смог вылечить Анну-Марию! На ее культе уже сейчас тонким слоем нарастала новая кожа, и жар спал. Это было чудо — все так и сказали! Пять жизней он спас… А теперь вот не может залечить простой ожог. Почему?
Жоакино застонал.
Люк осознал, что слишком сильно надавил на живот. Рана натянулась.
— Очень больно?
— Терпимо, — выдавил из себя Жоакино.
Люк почувствовал, каких усилий стоило высокому светловолосому парню притворяться перед ним. Они были Львами, а значит, обязаны были быть мужественными. Жоакино было бы лучше, если бы его оставили в покое.
— Я думаю, морской воздух поможет. Никаких повязок на рану. Да, это было бы не… не очень хорошо.
Он снова изо всех сил попытался представить себе, как рана затягивается кожей. С Анной-Марией это подействовало. Но на этот раз ничего не происходило! Он не чувствовал покалывания в ладошках, не чувствовал, что через него что-то течет, —  сила, которая была разлита везде, хотя ее и не было видно. Он брал ее и направлял будто через воронку. Но теперь, похоже, эта сила ушла.
Альварез опустился на колени по другую сторону от ложа Жоакино. Капитан галеасы удивил Люка, равно как и Друстан. Они оба были великолепными целителями. Этого Люк не знал.
Они наблюдали за ним. Не слишком явно, но тем не менее Люк ощущал это. Искали ли они признак того, что он — подкидыш? Когда они находились поблизости, Люк чувствовал себя подавленно. Он знал, что был в зарядной камере, но ничего этого не помнил. Должно быть, он был ранен, но на его теле не осталось ни единой царапины. Даже синяков! И это было просто жутко!
Люку невольно вспомнилась угроза примарха. Как только «Ловец ветров» вернется в Валлонкур, его ожидает экзамен. Он понятия не имел, в чем он заключается, но знал, что результат этого экзамена будет означать для него жизнь или смерть. Потому что подкидыша, ребенка, который был создан эльфами при помощи магии, строгий примарх ни за что не потерпит среди своих послушников.
Альварез положил Жоакино руку на лоб.
— У тебя нет жара, мальчик. Это хороший знак. Как ты себя чувствуешь?
— Не так и плохо, — с трудом процедил юный Лев.
Альварез улыбнулся.
— Я так и думал, что ты это скажешь. Останется замечательный шрам. Завтра мы перенесем наш прибрежный лагерь в другое место. Я уверен, что там мы сможем сделать для тебя больше, — капитан поднял взгляд и странно посмотрел на Люка. Вроде они оба знали тайну, которую никогда не узнает Жоакино.
Альварез похлопал высокого мальчика по плечу.
— Будь мужественен. Все будет в порядке. — Затем он поднялся. — Люк, можешь пройти со мной? Здесь, думаю, ты больше не нужен.
Капитан двинулся вниз к берегу. «Ловец ветров» бросил якорь в узкой скалистой бухточке. На пляже растянули два больших палубных тента. Горело несколько костров, на них жарили диких коз, которых поймала охотничья группа. Кроме охранника, корабельного плотника и его помощника, на борту «Ловца ветров» не осталось никого. Ущерб, нанесенный взорвавшимся орудием, был устранен. С палубы соскоблили пятна крови. Над водой разносился стук молотков, визжали пилы.
Внезапно Альварез остановился.
— Ненавижу, когда жизнь моих людей находится в чьих-то чужих руках! Этого не должно было случиться! — Произнося эти слова, он смотрел на свою галеасу.
Альварез был статным мужчиной. Несмотря на жару, на нем были широкие шаровары и высокие, до колен сапоги. Белая льняная рубаха отделана дорогим кружевом. На бедрах — широкий красный пояс с золотой бахромой — знак капитанства. Нож и рукояти обоих пистолетов, видневшиеся из складок ткани, придавали ему лихой вид. Серебряная серьга, закрученные усы и длинные волнистые волосы усиливали впечатление. Нет, он определенно не выглядит сведущим в медицине, снова подумал Люк. Скорее он похож на пирата или контрабандиста.
— Часто бывает, что в пушке скрывается невидимый глазу недостаток. Может быть, пузырь воздуха. Иногда сплав оказывается не должного качества… Поэтому орудия испытывают. Это задача этих проходимцев из Змеиной лощины. Я бы проломил этому литейщику череп! Я бы… — вдруг обратился он к Люку. — Ты когда-нибудь видел, как акула пожирает человека? Мне хотелось бы, чтобы он был здесь, этот литейщик, который ответственен за «Праведный гнев». Мне очень хотелось бы дать выход своему… совершенно неправедному гневу! — Альварез дрожал от ярости.
Люк мысленно спросил себя, неужели капитан действительно бросил бы того человека на съедение акулам.
— Ты был бы строгим судьей, Люк? Что бы ты сделал, если бы жизнь человека, из-за которого погибли твои братья и сестры, была в твоих руках? Ты был бы снисходительным?