Чеві Стівенс - Похищенная

Сеанс первый
— Знаете, док, вы не первый психиатр, с которым я встречаюсь после возвращения. Например, тот, которого порекомендовал наш семейный доктор после того, как я вернулась домой, был настоящим спецом. Этот парень пытался вести себя так, будто не знает, кто я такая, только все это — полный бред, потому что для этого нужно было быть слепым и глухим. Черт, мне кажется, что, как только я заворачиваю за угол, из кустов тут же выскакивает очередной идиот с фотокамерой. А как было до того, как на меня свалилось все это дерьмо? Подавляющее большинство людей и понятия не имели о существовании острова Ванкувер, не говоря уже о Клейтон-Фолс. А теперь, готова поспорить, первое, что услышишь при упоминании названия нашего острова, будет: «Случайно, это не там, где похитили риэлтора?»
И даже кабинет у того парня был полный отпад: черные кожаные кресла, пластмассовые растения в горшках, письменный стол из стекла и хромированной стали. Это чтобы пациенты чувствовали себя удобно — обстановка, располагающая к доверительной беседе. И, разумеется, на столе все расставлено под линеечку. Единственным, что выпадало из общего порядка, были его зубы. А что касается меня лично, то парень, который до миллиметра точно раскладывает все на своем столе и при этом не может привести в порядок собственные зубы, кажется несколько странноватым.

Он сразу же начал расспрашивать меня о маме, а потом попытался заставить меня передать свои ощущения с помощью цветных карандашей и альбома для рисования. Когда я сказала, что он, наверное, шутит, он ответил, что я подавляю собственные чувства и мне необходимо «включить этот процесс». Да пошел он вместе со своим процессом! В общем, выдержала я всего два сеанса. Причем бóльшую часть времени я раздумывала над тем, кого все-таки прикончить — его или себя.
Поэтому я снова решила попробовать заняться лечением только к декабрю — через четыре месяца после возвращения домой. Я уже почти смирилась с состоянием нервного срыва, но одна только мысль о том, чтобы провести остаток жизни вот так… То, что вы написали у себя на веб-сайте, довольно необычно для психолога, к тому же у вас доброе лицо — и, кстати, хорошие зубы. И даже к лучшему, что у вас нет пачки рекомендательных отзывов — одному Богу известно, что все они должны означать для репутации. Мне не нужен самый крупный и самый лучший специалист. Потому что это значит большое самомнение и еще больший счет. Я даже не против того, чтобы добираться сюда полтора часа на машине. Это уводит меня из Клейтон-Фолс, и здесь я до сих пор еще не находила ни одного репортера у себя на заднем сиденье.

Но не поймите меня превратно: то, что вы похожи на бабушку, — не делаете никаких записей, а в свободное время, наверное, вяжете, — еще не означает, что мне нравится находиться здесь. Вдобавок вы попросили называть вас Надин. Я точно не знаю, для чего все это нужно, но попробую догадаться. Вы сообщили мне свое имя, и теперь предполагается, что я буду относиться к вам по-приятельски и для меня будет нормально рассказывать вам вещи, о которых я даже не хочу вспоминать, не то что говорить о них, так? Простите, но я не хочу разыгрывать из себя вашу подругу, поэтому, если не возражаете, по-прежнему буду звать вас док.
И поскольку нам придется разгребать всю эту грязь вместе, давайте, прежде чем приступить к развлечению, установим некоторые основные правила. Если уж мы будем этим заниматься, то давайте делать это по-моему. Это означает, что от вас — никаких вопросов. Даже типа «А что вы процесс». Да пошел он вместе со своим процессом! В общем, выдержала я всего два сеанса. Причем бóльшую часть времени я раздумывала над тем, кого все-таки прикончить — его или себя.

Поэтому я снова решила попробовать заняться лечением только к декабрю — через четыре месяца после возвращения домой. Я уже почти смирилась с состоянием нервного срыва, но одна только мысль о том, чтобы провести остаток жизни вот так… То, что вы написали у себя на веб-сайте, довольно необычно для психолога, к тому же у вас доброе лицо — и, кстати, хорошие зубы. И даже к лучшему, что у вас нет пачки рекомендательных отзывов — одному Богу известно, что все они должны означать для репутации. Мне не нужен самый крупный и самый лучший специалист. Потому что это значит большое самомнение и еще больший счет. Я даже не против того, чтобы добираться сюда полтора часа на машине. Это уводит меня из Клейтон-Фолс, и здесь я до сих пор еще не находила ни одного репортера у себя на заднем сиденье.
Но не поймите меня превратно: то, что вы похожи на бабушку, — не делаете никаких записей, а в свободное время, наверное, вяжете, — еще не означает, что мне нравится находиться здесь. Вдобавок вы попросили называть вас Надин. Я точно не знаю, для чего все это нужно, но попробую догадаться. Вы сообщили мне свое имя, и теперь предполагается, что я буду относиться к вам по-приятельски и для меня будет нормально рассказывать вам вещи, о которых я даже не хочу вспоминать, не то что говорить о них, так? Простите, но я не хочу разыгрывать из себя вашу подругу, поэтому, если не возражаете, по-прежнему буду звать вас док.

И поскольку нам придется разгребать всю эту грязь вместе, давайте, прежде чем приступить к развлечению, установим некоторые основные правила. Если уж мы будем этим заниматься, то давайте делать это по-моему. Это означает, что от вас — никаких вопросов. Даже типа «А что вы надеть шпильки. Тогда я только-только подстриглась, и мои волосы идеально свисали вдоль скулы, так что после минутного беглого осмотра в зеркале в прихожей на предмет выявления седых волос — в прошлом году мне исполнилось всего тридцать два, но в черных волосах седина начинает проявляться очень рано — я свистнула, поцеловала на прощание прибежавшую Эмму (некоторые стучат по дереву, а я глажу собаку) и направилась к выходу.

В тот день я должна была сделать всего одно дело — поприсутствовать на показе выставленного на продажу дома. Было бы очень неплохо устроить себе выходной, но хозяевам уж очень хотелось его поскорее продать. Это была славная пара из Германии, к тому же жена специально испекла баварский шоколадный пирог, так что я не возражала провести в том доме какую-то пару часов, чтобы осчастливить их.
Люк собирался прийти ко мне поужинать, после того как закончит работу в итальянском ресторане. Накануне он работал в вечерней смене, поэтому я послала ему е-мейл типа «жду не дождусь, увидимся позже». Ну, вообще-то сначала я попыталась послать ему одну из тех электронных открыток, что он мне всегда присылает, но выбор был какой-то жеманный — целующиеся кролики, целующиеся лягушки, целующиеся белки, — поэтому я ограничилась обычным электронным письмом. Он знал, что я отношусь к девушкам, которые больше показывают, чем говорят, но в последнее время я так зациклилась на этой сделке с домом на берегу, что даже не показывала бедному парню вообще ничего, а он — видит Бог! — заслуживал лучшей участи. Впрочем, он никогда особо не жаловался, даже когда я пару раз отменяла наши свидания в самую последнюю минуту.
Мой мобильный зазвонил, когда я сражалась с последней табличкой о продаже дома, пытаясь затолкать ее в багажник, не испачкав при этом костюм. Я выхватила телефон из сумочки, надеясь, что это застройщик.

— Ты дома?
«А как насчет поздороваться, мама?»
— Да вот как раз уезжаю на показ.
— Значит, ты сегодня все-таки работаешь? Вэл сказала, что в последнее время ей попадалось не так уж много твоих табличек.
— Ты имеешь в виду тетю Вэл?
Примерно раз в два месяца мама «окончательно» ссорилась со своей сестрой и заявляла, что больше никогда в жизни не будет с ней разговаривать.
— Сначала она приглашает меня на ленч, словно и не обидела меня смертельно на прошлой неделе… Но мы еще посмотрим, чья возьмет! Не успели мы даже заказ сделать, как она сообщает, что твоя кузина продала листинг на прибрежную зону. Веришь или нет, но завтра Вэл летит в Ванкувер только для того, чтобы пройтись с ней по магазинам одежды на Робсон-стрит. Причем дорогой и модной одежды от дизайнеров.
Какая прелесть эта тетушка Вэл! Я едва сдержалась, чтобы не расхохотаться.
— Рада за Тамару, она большой молодец!
Я не видела кузину с тех пор, как она после школы переехала на материк, но тетя Вэл постоянно присылала нам по е-мейлу фотографии типа «вы только посмотрите, как повырастали мои детки».
— Я сказала Вэл, что у тебя тоже есть кое-какие хорошие вещи. Просто ты… одеваешься консервативно.
— Мама, у меня море хороших вещей, но я…
Я замолчала. Она подначивает меня, а если уж зацепит, то от нее просто так не отделаешься. Меньше всего мне хотелось бы минут десять обсуждать надлежащий бизнес-наряд с женщиной, которая надевает платье и туфли на десятисантиметровых шпильках, даже чтобы дойти до почтового ящика…

…

Сеанс второй

— Когда я сегодня ехала сюда, мимо меня с воем пронеслась «скорая помощь» — этот парень точно гнал со скоростью за сто пятьдесят километров. У меня самой при этом чуть не случился инфаркт. Ненавижу звук сирен. Если он не пугает меня до полусмерти, что в настоящее время сделать нетрудно, — крошечные чихуахуа и то, вероятно, обладают большей выдержкой, — то переводит мое сознание в режим ярких воспоминаний. И тогда лучше уж инфаркт.
И пока у вас не начали профессионально течь слюнки по поводу того, на что может указывать моя нелюбовь к каретам «скорой помощи», остыньте. Мы только-только начали разгребать все это дерьмо. Надеюсь, вы прихватили с собой большую лопату.
Когда мне было двенадцать, отец ездил забирать мою сестру Дэйзи с тренировок по фигурному катанию. Это происходило в ту пору, когда мама увлекалась французской кухней, так что, пока мы ждали их с катка, она готовила луковый суп. Большинство моих детских воспоминаний окутаны запахами и ароматами еды страны, чьей кухней мама увлекалась в тот период времени, а моя способность есть определенную пищу зависит от воспоминаний. Я не могу есть французский луковый суп, не выношу даже его запаха.

…

Перед тем как отключиться после инъекции в ногу, я запомнила две вещи: шершавое одеяло у себя под щекой и едва уловимый аромат духов.
Проснувшись, я удивилась, почему рядом нет моей собаки. Но потом я открыла глаза и увидела белую наволочку. Моя наволочка была желтой.
Я села так резко, что чуть снова не отключилась. Голова кружилась, и меня тянуло вырвать. Широко открыв глаза и прислушиваясь к малейшему звуку, я огляделась. Я находилась в деревянной хижине площадью около шестидесяти квадратных метров, и с моей кровати была видна бóльшая ее часть. Его здесь не было. Но мое облегчение длилось всего несколько секунд. Если его нет здесь, то где же он?
Мне была видна часть кухни. Передо мной находилась дровяная печь, слева от нее — дверь. Я подумала, что сейчас ночь, но не была в этом уверена. Два окна справа от кровати были закрыты ставнями или забиты досками. Под потолком горели две лампы, еще одна висела на стене возле кровати. Моим первым желанием было побежать в кухню и поискать там какое-нибудь оружие. Но то, что он мне вколол, все еще продолжало действовать. Ноги мои были ватными, и я попросту свалилась на пол.

…

Нашли ли они мою машину? Что, если прошло уже несколько часов, как я пропала, а никто даже еще не начинал меня искать? Позвонил ли вообще кто-нибудь в полицию? И что с моей собакой? Я представила себе Эмму — голодную, невыгулянную, скулящую.
В голове промелькнули все криминальные сериалы, которые я видела по телевизору. «Место преступления» — там, где дело происходит в Лас-Вегасе, — был моим любимым. Гриссом уже давно прибыл бы к дому, откуда меня похитили, тщательно осмотрел бы все внутри и, проанализировав найденную перед домом грязь, узнал, что здесь произошло и где меня держат. Я не была уверена, что в Клейтон-Фолс вообще был отдел криминалистики. В принципе я видела Канадскую Королевскую конную полицию только по телевизору, когда они разъезжали на лошадях на параде или проводили очередную операцию против производителей марихуаны. Каждый миг того времени, на которое Выродок — а про себя я называла его именно так — оставил меня одну, я представляла себе все более и более страшные варианты смерти. Когда найдут мое изувеченное тело, кто расскажет об этом моей маме? А что, если меня вообще никогда не найдут?
Я хорошо помню ее крики, когда нам позвонили по поводу той катастрофы, и с тех пор ее редко можно было увидеть без рюмки водки. Впрочем, совершенно пьяной я видела ее только несколько раз. Обычно она была «на подпитии». Она по-прежнему была красива, но напоминала — мне, по крайней мере, — некогда полное жизни полотно, краски на котором со временем расплылись.
В памяти всплыл наш разговор — кстати, вполне может быть, что последний, — насчет кофеварки. Ну почему я просто не отдала ей эту чертову штуковину? Я тогда так злилась на нее, а теперь готова была на все, лишь бы повернуть время вспять.
От долгого сидения в одной позе ноги мои затекли. Пора было встать и обследовать дом.

…

Я ударила по оконным ставням, и звук получился металлическим. К тому же я не увидела на них никаких замков или навесных петель. Я ощупывала деревянные доски, пытаясь найти подгнившие места, но все было в очень хорошем состоянии. В одном месте под подоконником в ванной комнате пальцы мои почувствовали холод. Мне удалось вытащить несколько кусочков уплотнителя, и я прильнула к образовавшемуся отверстию диаметром с карандаш. Я увидела расплывшееся зеленое пятно и поняла, что дело идет к вечеру. Я сунула уплотнитель на место и убедилась, что на полу не осталось мусора.
Сначала ванная комната со старой белой ванной и таким же унитазом показалась мне обычной, но потом я сообразила, что здесь нет зеркала, а когда я попыталась поднять крышку бачка, она не поддалась. Розовая занавеска для душа с маленькими розочками висела на нитяных петлях, нанизанных на стальной стержень. Я с силой потянула за него, но он был намертво прикручен к стене. В ванной комнате дверь была, но замка в ней не было.
Посреди кухни рядом со стойкой в виде острова стояли два барных табурета, прикрученных к полу по разные ее стороны. Вся утварь была из нержавеющей стали — что совсем недешево — и выглядела новехонькой. Белая эмаль двойной раковины и столешница кухонного стола сияли чистотой, а в воздухе стоял запах моющего средства.
Когда я попыталась повернуть ручки газовой или пропановой печи, то все, что я услышала, был металлический щелчок вентиля. Выродок, видимо, отключил газ. Я подумала, что, возможно, мне удастся отсоединить от этой печки какие-то ее части, но не смогла поднять горелки, а когда я заглянула внутрь, то обнаружила, что оттуда все вынуто. Духовка под печкой была заперта на висячий замок.
У меня не было возможности как-то защитить себя и не было возможности выбраться отсюда. Мне следовало подготовиться к самому худшему, но я даже не могла себе представить, каким оно может оказаться.
Я поняла, что снова дрожу. Я сделала несколько глубоких вдохов и постаралась сосредоточиться на фактах. Его здесь не было, а я все еще была жива. Кто-нибудь должен меня вскоре найти. Я подошла к раковине и сунула голову под кран, чтобы напиться. Не успела я набрать в рот воды, как услышала звук ключа, поворачивающегося в замке, — или, по крайней мере, в том, что я считала замком. Дверь медленно открылась, и сердце мое чуть не выпрыгнуло из груди.
Бейсболки на Выродке уже не было, и у него оказались волнистые белокурые волосы. Лицо его было лишено какого бы то ни было выражения. Я внимательно рассматривала его. Как он сумел мне тогда понравиться? Нижняя губа более полная, чем верхняя, отчего он казался постоянно чем-то недовольным, а кроме этого — ничего примечательного: безучастные голубые глаза, обычная приятная внешность. На такого человека с первого взгляда не обратишь внимания, не говоря уже о том, чтобы его запомнить.
Он замер в дверях. Глаза его остановились на мне, а лицо изобразило улыбку. Теперь я видела уже совсем другого человека. Я вдруг поняла: он относится к людям, которые могут сами выбирать, быть им заметными или нет.

— Хорошо, что ты уже встала! А то я начал думать, что дал тебе слишком большую дозу.
Подпрыгивающей походкой он направился в мою сторону. Я отбежала в самый дальний угол, за кровать, и, съежившись, вжалась в него спиной. Он резко остановился.
— Почему ты прячешься в углу?
— Где я нахожусь, черт возьми?
— Я понимаю, что ты еще не на сто процентов пришла в себя, но здесь попрошу не богохульствовать. — Он подошел к умывальнику. — Я с нетерпением ждал нашего первого совместного обеда, но боюсь, что ты его проспала. — Он вынул из кармана громадную связку ключей, открыл один из шкафчиков для посуды и взял стакан. — Надеюсь, ты не очень голодна. — Он дал воде немного стечь и наполнил стакан. Потом закрутил кран и повернулся ко мне, прислонившись спиной к кухонной стойке. — Я не могу менять правила насчет времени обеда, но хочу немного сдвинуть все на сегодня. — Он протянул мне стакан. — У тебя во рту, должно быть, пересохло.
Горло казалось мне даже более шершавым, чем наждачная бумага, но я решила ничего от него не принимать. Он качнул стакан.
— Нет ничего лучше холодной горной водички.
Он подождал еще несколько секунд, а потом, удивленно приподняв бровь, развернулся и вылил воду в раковину. Потом сполоснул стакан и постучал по нему.
— До чего же этот пластик похож на настоящее стекло, правда? Вещи не всегда такие, какими они выглядят на первый взгляд.

Он тщательно вытер стакан, поставил его обратно в шкаф и закрыл дверцу на ключ. Потом с облегченным вздохом сел на один из табуретов и вытянул руки над головой. — Вау, до чего же приятно наконец расслабиться.

Расслабиться? Ничего себе! Не хотела бы я увидеть, что он делает для того, чтобы завестись!
— Как твоя нога? Болит после укола?
— Почему я здесь нахожусь?
— Ага. Она все-таки заговорила. — Он оперся локтями о столешницу и опустил подбородок на сплетенные пальцы. — Это важный вопрос, Энни. Если отвечать на него попроще, ты очень везучая девушка.
— Я не считаю большим везением то, что тебя похищают и обкалывают наркотиками.
— А тебе никогда не приходило в голову, что люди иногда могли бы прийти к выводу, что то, что они считали плохим событием, на самом деле оказывалось очень даже хорошим, если учесть, какая могла быть альтернатива?
— У моего положения любая альтернатива была бы лучшим выходом.
— Так уж и любая, Энни? Даже если бы альтернативой тому, чтобы провести некоторое время с таким хорошим парнем, как я, было попасть в дорожную катастрофу по пути от твоего выставленного на продажу дома — скажем, столкнуться с машиной молодой матери, возвращающейся домой из супермаркета, и убить при этом целую семью? Или не всю, а только одного ребенка, ее самого любимого?
В моем мозгу сразу же всплыла картина, как моя мама навзрыд повторяет имя Дэйзи на похоронах. Неужели этот подонок живет в Клейтон-Фолс?
— Молчишь?
— Это неудачное сравнение. Вы тоже не знаете, что могло бы со мной произойти.
— Видишь ли, вот тут ты как раз ошибаешься. Я знаю. Я в точности знаю, что происходит с такими женщинами, как ты. Это хорошо, я должна заставить его побольше говорить. Если я смогу выяснить, чем он живет, то смогу сообразить, как от него сбежать.
— Такие женщины, как я? Вы знали кого-то такого, как я?
— У тебя уже была возможность здесь осмотреться? — Он с улыбкой обвел взглядом свой дом. — Я думаю, что тут все выглядит очень неплохо.
— Если какая-то девушка причинила вам боль, мне очень жаль, действительно жаль, но будет несправедливо наказывать за это меня: я-то вам ничего плохого не сделала.
— А ты думаешь, что это наказание? — Его глаза удивленно расширились.
— Нельзя похищать людей и увозить их… куда бы то ни было. Этого просто нельзя делать.
Он улыбнулся.
— Ненавижу говорить очевидные вещи, но, похоже, придется. Слушай, я сейчас приоткрою тебе завесу тайны. Мы находимся в горах, в хижине, которую я построил специально для нас. Я позаботился о мельчайших деталях, так что здесь ты будешь в полной безопасности.
Этот чертов придурок сначала похищает меня, а потом еще рассуждает о том, что здесь я в безопасности!? — Это заняло больше времени, чем мне хотелось, но пока я готовился, мне пришлось лучше узнать тебя. Думаю, время это было потрачено с толком.
— Пришлось? Да я вас даже никогда не видела. А Дэвид — это ваше настоящее имя?
— А ты не думаешь, что Дэвид — это хорошее имя?
Так звали моего отца, но я не собиралась ему об этом рассказывать.
Я пыталась говорить спокойным, вежливым тоном:
— Дэвид — отличное имя, но я думаю, что вы спутали меня с какой-то другой девушкой. Так что, может быть, вы меня просто отпустите?