Ненсі Като — «Все реки текут»

Книга первая
Непокоренная река

Довольно того, что и жизнь и кончина,
Волнение, радость, печаль,
Вещей неизменная связь и причина
И время, бегущее вдаль, —
Капризный поток бытия, непрерывно
Стремящийся бурно вперед.
Эдвин Арнольд. Свет Азии

Глава 1

Тонкая струйка белого дыма тянулась вверх, теряясь в бледно-голубом небе. «Словно фимиам, — подумала она. — Какая бесконечная синева! Наверное, я в раю».

Впрочем, у нее все еще было тело. Она чувствовала боль — в носу и горле… Кто-то кашлял… кого-то рвало… неужели ее саму? Что-то давило на грудь.

Она повернула голову и увидела человека — огромного мужчину, гиганта, чья голова упиралась в небеса. Бородатый, он все же не был похож на Господа. Борода — темная, но с проседью — наполовину скрывала его круглое красноватое лицо. Его грудь тоже поросла волосами; он носил выцветшие синие джинсы, закатанные до колен.

— Тебе лучше, милая? — Он с улыбкой склонил к ней румяное лицо. Зубы у него были кривые.

— Да, спасибо, — ответила она.

Звук собственного голоса пробудил в ней память, воспоминания о происшедшем нахлынули, подобно ледяной волне. Подобно волне, что смыла ее в море.

Она проснулась рано, до рассвета, потому что это была ее последняя ночь на борту. Завтра они уже будут в Мельбурне — в первый раз ступят на землю Австралии. Ей не терпелось увидеть просторы, о которых столько рассказывал отец. Сюда пять лет назад перебралась жить сестра ее матери.

Вчера она видела на северо-западе очертания береговой линии — таинственной, теряющейся в синеве. Она чувствовала легкий пряный запах, подхваченный теплым ветром с земли. Отец говорил, что это запах деревьев — эвкалиптов.

Итак, тем утром она проснулась рано и тихо оделась, чтобы в одиночку выйти на палубу и в последний раз ощутить, как на волнах южных морей покачивается под ногами корабль, будто огромная послушная лошадь, скачущая по морю.

Было так темно, что она видела лишь пену на гребнях волн, бьющихся о борт, да звезды, которые иногда выглядывали из-за неслышно скользящих по небу облаков. Над ней трепетали паруса, наполненные свистящим в снастях ветром.

В призрачном свете фонаря у нактоуза она видела рулевого и вахтенного офицера за ним. Кроме них и впередсмотрящего матроса на носу корабля, на палубе больше никого не было.

Внезапно темная поверхность моря вспенилась гребнями поднявшихся волн. «Опасность! Опасность впереди!» — послышался громкий крик с носа.

Офицер отдал команду, и рулевой налег на штурвал, но было поздно — судно с грохотом налетело на рифы. Мачты накренились, как деревья под ураганным ветром, тросы с треском порвались. Большая волна, увенчанная пенным гребнем, обрушилась на тонущее судно.

И ее, Дели Гордон, единственного пассажира, бывшего в тот момент на палубе, накрыло ледяной волной и смыло за борт.

Глава 2

С шипением выпустив пар, поезд резко затормозил, подъехав к неосвещенной станции. Это был очень медленный поезд. Он тащился к пункту назначения полдня и часть ночи. И теперь, остановившись и выдыхая пар, он достиг конца пути — здесь железнодорожное полотно обрывалось.

Проводник открыл дверь. Хотя в вагоне сидела всего одна маленькая пассажирка, он закричал, будто внутри было полно людей:

— Кума! Кума! Пересадка на дилижанс.

Она принялась собирать вещи: перчатки, сумку, набитую чулками, носовыми платками, юбками и обувью, корзинку фруктов и «Лейдиз Хоум Джорнал». Потом Дели надела соломенную шляпку с черными ленточками, которую купил ей в Мельбурне доброжелательный адвокат. «Все в порядке, моя дорогая, если захотите, вы вернете мне деньги, когда уладятся все дела с вашим наследством», — с этими словами он купил ей еще пару перчаток и туфли.

Все были так добры к ней, так удивительно добры… Ее сумка была набита вещами, которые подарила ей миссис Браунлоу, леди, присматривавшая за ней по пути в Гоулберн, где ей нужно было пересесть на другой поезд: добрая женщина даже отдала девочке одно из своих платьев (которое было той слишком велико) и дорожную накидку. Конечно, миссис Браунлоу поступала так из лучших побуждений, но все же ее забота казалась навязчивой. Дели была рада наконец оказаться в одиночестве. Однако теперь она начала нервничать. Все вокруг было таким темным, таким странным… Девочка надеялась, что дядя встретит ее на станции.

Проводник, взглянув на бледное личико своей пассажирки, отбросил официальный тон.

— Давай свой билет, милая, — сказал он. — И сумку. Ты все взяла? Ничего не оставила под сиденьем? Хорошо, идем.

Девочка последовала за ним наружу, где бушевал холодный ветер. Небольшая железнодорожная станция едва освещалась двумя фонарями. К ней направился высокий человек с обвислыми усами и черной бородой. На нем был плащ, доходящий до пят, и широкополая шляпа.

— Это мисс Филадельфия Гордон? — спросил он.

— Вы ее дядя? — уточнил проводник. — Мне велели доставить

ее мистеру Чарльзу Джемисону из Киандры.

— Да, это я. Спасибо, возьмите. — Он сунул что-то проводнику в ладонь. — Как ты, дитя мое? — Высокий человек наклонился к девочке и поцеловал ее в щеку. Его усы щекотали ее кожу.

Та застенчиво улыбнулась в ответ. Дядя не приходился ей кровным родственником, но все же это был первый знакомый, которого она встретила, чуть ли не единственный родной человек в этой чужой земле.

Мужчина оглядел ее с некоторым удивлением.

— Значит, ты Филадельфия! Я ожидал увидеть… маленькую девочку.

— Он провел рукой на уровне колена.

— О, но мне уже почти тринадцать, дядя! И для своего возраста я высокая. Матушка говорит… — Девочка осеклась, и ее глаза увлажнились. До этого Дели отвлекали новые впечатления, но теперь… — Матушка говорила, что я слишком быстро расту.

Мужчина поставил сумку на землю, взял девочку за руку и погладил по голове.

— Надеюсь, тетя Эстер заменит тебе мать, дорогая моя. Я… мы очень тебе рады. Хотя придется тебя немного подкормить. Твоя тетя замечательно готовит.

Дели была рада, что дядя не сказал ни слова о кораблекрушении, — она не могла говорить об этом без слез. Пока они шли к гостинице, она поведала ему, как ехала в конном фургоне от южного побережья до Мельбурна, и о своем друге-моряке, который спас ее — единственную выжившую в том кораблекрушении пассажирку. Но девочка не упомянула ни о тех ужасных днях, которые она провела на берегу, ни о черных силуэтах в воде, которые до сих пор виделись ей в кошмарах.

Едва они вышли из-под защиты стен станции, налетел ветер. Воздух был холодным, сухим и разреженным, пронизывающий ветер забирался под подаренную накидку. Гостиница называлась «Острелиан Армз», отстраненно отметила Дели.

— Лучше нам поспать, потому что дилижанс на Адаминаби уходит завтра в шесть, — сказал дядя.

Когда ее разбудили, было еще темно, и девочка одевалась при свече. На завтрак подали чашку чаю, слишком горячего для того, чтобы Дели могла его пить, и чуть подгоревший тост с большим куском холодного соленого масла. Когда они направились к дилижансу, девочка еще толком не проснулась.

На небе в прорехах между облаками проглядывали звезды.

На горизонте виднелись силуэты чего-то огромного. Погода стояла безветренная, но воздух был холодным, и возникало ощущение, что они находятся где-то очень высоко.

Дилижанс резко тронулся с места. Свежий утренний воздух разбудил Дели, и сейчас она чувствовала воодушевление. Как же ей это нравилось — мчаться куда-то, неизвестно куда, навстречу таинственному новому рассвету!

— Дядя Чарльз, расскажи мне о своей золотой шахте, — попросила девочка, чувствуя, что должна быть более общительной.

— Ну-у-у… — Тот с подозрением оглядел других пассажиров — мужчин с грубыми чертами лица и пышными усами, замотанных в бесформенные одежды, — а затем громко сказал: — Ее даже нельзя назвать шахтой. Я просто роюсь в остатках. Оттуда все уже давно выбрали. Лишь иногда попадается что-то блестящее — но это не стоит времени, которое я на нее трачу.

Затем он обернулся и медленно подмигнул девочке.

Та не знала, как на это реагировать, и потому сказала:

— А горы? Там повсюду огромные заснеженные вершины, как в Швейцарии?

— А что, ты была в Швейцарии?

— Нет. Но отец прислал мне открытку с изображением горы Юнгфрау, после того как взобрался на вершину. Ее высота — 13 677 футов. Мы с отцом были в горах на севере Англии. Он обещал отвезти нас… — Девочка осеклась, и из ее глаз брызнули слезы. Больше не было никаких «нас». Она осталась одна.

Дядя похлопал ее по руке.

— Однажды мы с тобой поднимемся в горы, но они довольно далеко от Киандры. И это просто холмы, хотя и пяти тысяч футов в высоту. А утром ты увидишь пик Косцюшко.

Дели сжала руку дяди. Она была благодарна ему за то, что он не стал утешать ее.

Чарльз внимательно оглядел ее.

— Прошлой ночью я так и не рассмотрел тебя как следует. Голубые глаза, черные волосы, смотри-ка! Я всегда хотел иметь дочку.

— Они не черные, скорее темно-каштановые. А разве у вас нет своих дочерей?

— Нет, у меня только один сын, ему уже почти пятнадцать. Я… я всегда хотел дочку, но не получилось. У твоей тети не все в порядке со здоровьем, как тебе наверняка мама рассказывала. Я очень обрадовался, когда узнал, что ты приедешь к нам, Филадельфия.

— Я… Меня обычно зовут Дели, знаете ли. Полное имя трудно произносить. — Мать называла девочку полным именем, только когда сердилась.

— Ну, значит, Дели. Тебя назвали в честь города в Америке? Адама, конечно, назвали в честь Адама из Библии.

— Да, отец планировал перебраться в Штаты, прежде чем ему пришла в голову мысль об Австралии. А Адам высокий для своего возраста? Он умный? У меня нелады с арифметикой.

— Да, он большой мальчик. У него неплохие отметки, но все говорят, что он способен достичь большего, если постарается. Он немного рассеянный и все время сидит, уткнувшись носом в книгу.

— И обо мне так же говорят. — Девочка одарила дядю взглядом из-под четко очерченных бровей.

У нее были большие голубые глаза, выделяющиеся на нежном бледном личике. Дели обернулась и посмотрела в запотевшее окно дилижанса, протерев его рукой в перчатке. Позади сияло недавно взошедшее ярко-желтое солнце под сизыми облаками. Солнечные лучи пронзали холодный чистый воздух, заливая темные пологие холмы, протянувшиеся на север и восток. Их вершины отливали синевой, точно волны безбрежного моря. По мере движения дилижанса холмы становились все выше и выше, а затем за ними показалась покрытая снегом горная вершина.

— Вон она! Вон гора Косцюшко! — воскликнул дядя Чарльз радостно, будто увидел старого друга.

Дели сидела тихо, завороженная зрелищем, пока горную вершину не скрыли склоны холмов. Яркий золотистый свет на горизонте, синева отдаленных возвышенностей, ритмичное движение дилижанса — все это наполняло девочку жаждой действия, вызывало в ней желание создать… что-то, она не знала что, и дарило ей чистую радость.

До Адаминаби они добрались уже во второй половине дня. В гостинице Дели не мешкая села обедать — им подали густой картофельный суп, тушеное мясо с подливой, ростбиф и десерт. Насытившись, девочка откинулась на стуле и улыбнулась дяде. Тот смотрел на нее с напускным изумлением.

— Ну надо же! — воскликнул он. — Кто бы мог подумать! Если бы кто-то сказал мне: «Чарльз, эта маленькая худенькая фея способна сожрать лошадь», я бы наверняка ответил: «Чушь, ей хватает росинки и макового зернышка». Но я вижу это собственными глазами. Тебе уже лучше?

— Да, намного, дядя Чарльз. Надеюсь, ты не думаешь, что я прожорлива. Просто я впервые за долгое время так проголодалась.

Он улыбнулся.

— Мне нравится смотреть, как ты ешь, дорогая. Теперь идем, присядем у камина? Как насчет капельки ликера?

— О, м-м-м… Да, спасибо, — согласилась девочка, не вполне уверенная в том, что же такое ликер.

— Отлично. Только тете не рассказывай. — Дядя подмигнул ей.

Затем он вручил девочке крохотную рюмку, полную изумрудно-зеленой жидкости.

— О, благодарю! — отозвалась она.

В ее воображении тем временем сложились вычурные строчки:

«О, благодарю», — сказала она, принимая хрустальный кубок из рук сэра Мордреда. «За леди Дели», — произнес рыцарь и пригубил свой напиток, пристально глядя ей в глаза. Затем он бросил кубок оземь, и тот разлетелся на мириады осколков…

Алое пламя в камине приятно согревало. Напиток в рюмке тоже согревал, будто изумрудное пламя. Ей было тепло и комфортно внутри и снаружи. Внутри… Как в теплом гнезде…

— Ой! — сказала Дели, выронив пустую рюмку. Та со стуком покатилась по полу, и девочка вскинулась. — Я чуть не заснула.

Дядя Чарльз грустно посмотрел на нее. У него были печальные, близко посаженные глаза и большой широкий нос.

— Да, иди в кровать. Ешь, пей и спи. А завтра мы уже будем дома. Нас ждет пирог с языком на завтрак, потом обед и чай.

 

Почтальон Дэнни вышел из бара в хорошем настроении, окутанный ароматом рома.

— Похоже, последняя поездка в этом сезоне, Чез, — сказал он. — Приближается снегопад.

Фургон, который был единственным транспортом отсюда до Киандры, ожидал его у почтового отделения Адаминаби. Кузов ломился от провизии, которой должно было хватить золотому прииску на зиму, потому что Киандра будет отрезана от мира, едва начнется распутица. Дэнни забросил в фургон мешок с почтой и взялся за поводья.

— Почта уезжает! — прокричал он. — Все на борт!

Щелкнув кнутом по спинам лошадей, он тронул фургон с места и направил вверх по холму.

Над Адаминаби в ясном небе ярко сияло утреннее солнце. Повозка поднялась на вершину холма, и Дели, не в силах сдержать восхищения, вскочила со своего сиденья с криком, который разбудил даже тех пассажиров, которые перед поездкой подзаправились ромом.

По обе стороны дороги раскинулась долина, упиравшаяся в невысокие холмы, покрытые еще с лета пожухлой травой. За ними в несколько рядов поднимались синеватые горы — иззубренные, увенчанные снежными шапками. Они казались одновременно такими близкими и такими недостижимыми…